Анна Чарова - Магия страсти [litres]
Прошли еще одни сутки. Мы провели бессонную ночь, и утром Эд на козлах клевал носом, Арлито косился недовольно, но молчал.
Мне хотелось напиться медовухи и забыться, не слышать назойливого стука сердца-метронома, отсекающего головы секундам. Странно, но Эд тоже тревожился, наше состояние передалось Арлито, сидящему в повозке, он не выдержал, высунулся и напустился на нас:
– Что с вами происходит? Если не хотите в орден – не езжайте. Развлекайтесь, радуйтесь жизни, а я поеду сам, благо Огник простаивает.
– Арлито, не брызгай водкой в костер, – сказала я. – Мне просто тревожно, ничего не могу с собой поделать – одолевает дурное предчувствие.
Маг вскинул бровь, почесал висок и надолго замолчал.
– Хорошо. Согласен, предчувствие не приходит просто так. Я не Мэтиос и не могу заглядывать в будущее, но раз вы двое чувствуете одинаково, значит, тому есть причина, и правильнее попытаться обмануть судьбу. Давайте так: на подъезде к Даалю есть хижина переправщика, он у меня в долгу, поможет без лишних разговоров, вы спрячетесь там и подождете, пока я съезжу в орден за подмогой.
– Зачем? – удивился Эд.
– Вероятнее всего, убийца будет поджидать нас в Даале, лучше вам там не появляться.
– Уверен?
– Почти. Будь я Ратоном, попытался бы перехватить Вианту в Даале и в Рейлле. Причем в Дааль направил бы больше людей.
– Поддерживаю идею. – Я накрыла ладонью руку Эда, он кивнул и проговорил задумчиво:
– Кто бы мог подумать, что Ратон такой подлец! Мне он всегда виделся человеком честным и благородным.
– Мне тоже, – вздохнул Арлито. – Но очень уж очевиден его интерес в происходящем. Но все равно перевоплощение настолько волшебно, что я засомневался в своей способности понимать людей.
* * *На следующий день дождя как не бывало, только лужи на дороге остались.
Понемногу местность начала меняться: на смену равнинам пришли поросшие лесом пригорки, ели уступили место дубам и высоким деревьям с гладкими стволами и мелкими жесткими листьями, которые не шелестели едва заметно, когда по ним пробегал ветерок, а тарахтели, словно в зарослях папоротника засели тысячи гремучих змей. Даже когда ветви смыкались над головой, было светло – сквозь листочки пробивался солнечный свет, пусть слегка и рассеянный.
Дорога теперь не тянулась ровной лентой, а, извилистая, то взбегала на холм, то скатывалась с него. Когда мы выехали на безлесный пригорок, у меня перехватило дыхание, и я воскликнула:
– Стой! Дай без тряски на красоту налюбоваться.
Перед нами раскинулась долина, напоминающая лоскутное одеяло: желтые квадраты полей, треугольники и ромбы оранжево-зеленых пастбищ, пятна темных рощ, изумрудно-серебряная полоса деревьев, тянущаяся вдоль реки, а дальше, за трепещущим от испарений воздухом, – окутанные сизой дымкой горы. Сначала – округлые кочки холмов, темные, почти черные, невысокие. Дальше – конусообразные и плоские. За ними – еле голубеющие пики с белыми шапками облаков. Горы тянулись с юга на север и делили континент на царство Справедливости и Беззаконные земли.
– Драконий Хребет, – восторженно вздохнул Эд. – Всегда хотел побывать в Даале – городе на краю света.
Я смотрела вперед, на залитую солнечным светом долину, на горы, и казалось, что этот свет проникает в меня, звенит, и каждая клеточка трепещет, меня становится слишком много, радость больше не помещается в груди, хочется выплеснуть ее, протянуть эту искру в ладонях Эду… Не только Эду – каждому проезжающему мимо человеку, пусть тоже испытает восторг на грани потери сознания!
Нет, не получится. Получится только обнять его и попытаться запечатлеть взглядом величественную красоту. А ведь Эд тоже все видит, его глаза распахнуты, и в них перетекает небесная синь.
Молчание нарушил Арлито:
– Если бы не горы, я сошел бы с ума от тоски по островам. У нас там черные скалы, пусть не такие высокие, и неописуемой красоты заливы.
Его голос будто нажал спусковой крючок, сказка перевернулась с головы на ноги и сделалась приятной обыденностью. Эд легонько хлестнул коня, и он припустился с горки.
– Летом, весной и осенью в долине, за горами, теплее, чем в других местах, – говорил Арлито. – Но зимой часто дует ледяной ветер, от которого птицы падают на лету, потому все живое старается уйти на запад.
– Лавины сходят? – поинтересовалась я.
– Да, но к Даалю не докатываются. Высокие горы очень далеко.
В долине мне понравилось больше, чем на подконтрольных землях: вот так загрустишь, выглянешь в окно, а там – горы, и сразу легко на душе. А еще почва тут каменистая и дороги не такие разбитые, пойдет дождь – не увязнешь.
Мы ехали, минуя деревни и городки, но даже издали было видно, что дома тут – каменные, с черепичными крышами, а люди, даже самые бедные, старались себя украсить яркими бусами, лентами, платья и рубахи – разноцветной вышивкой. Они больше улыбались и выглядели более счастливыми, чем северяне, что противоречило закону этого мира: «Счастье всем поровну».
– Тут такая красота, почему сюда все не переселятся? Зачем прозябать среди болот? – спросила я у Арлито, наполовину высунувшегося из телеги и упершегося локтями в ступеньку за моей спиной.
– Беззаконные земли близко, а сердце Спящего далеко. Иногда появляются упыри. Помню, целую деревню пришлось сжечь – все переродились, даже младенцы. Дети чаще рождаются питрисами, девушки становятся ведьмами, несмотря на обряд Отречения. Чаще вспыхивают эпидемии. Дааль построен именно здесь, чтобы сдерживать натиск обитателей той стороны, у нас сильный флот, но беззаконники снова и снова нападают с моря.
– Понятно. И все равно мне хотелось бы остаться здесь. Насколько я поняла, Дааль никогда ни с кем не воевал.
– Да. Нам беззаконников хватает, – отрезал Арлито. – Они считают, что из нас получаются хорошие рабы, смирные. Некоторые купцы не брезгуют торговлей людьми. Только и успевай отлавливать их и казнить.
Эд положил руку мне на плечо, я прильнула к его боку, проводила взглядом изъеденный коррозией валун, похожий на многослойную сосульку, растущую вверх. Хотелось оттянуть время, ухватить его за хвост и не отпускать, потому что каждый километр отдалял меня от Эда. Да, мы пока вместе, но все ближе, все неотвратимей утрата, все отчетливей проступают лица тех, кого он должен любить больше меня.
Пейзажи сменяли друг друга, будто кадры разных фильмов. Только что мы ехали вдоль пшеничных полей, потом дорога пошла вниз, и вот мы в карьере между желтовато-красными скалами. Выехали из него и очутились в раю: и слева, и справа – сады. Черешня уже налилась соком, яблоки еще зеленые, придорожная малина, присыпанная белой пылью, алая от ягод.
